Вдова, неприученная сдерживать свои желания, отправилась летом отдыхать в Сочи, затем осенью, как обычно перед зимним сезоном, купила новую шубу, приобрела в антикварном магазине серебряный кофейный сервиз, в ювелирном очаровательные сережки с бриллиантами… А потом к Берте подошла няня Юли и смущенно спросила:

– Мне дадут наконец зарплату? Уже за три месяца задолжали.

Нечаева оторопела. Финансами всегда занимался супруг, Берта Борисовна не задумывалась, откуда в семье берутся деньги, просто они были, хватало и на поездки к морю, и на меха, и на драгоценности. Теперь же выяснилось, что на столе мужа лежит гора неоплаченных счетов, а на сберкнижке осталось двадцать три рубля.

Надо отдать должное Нечаевой – она не впала в панику. Вдова уволила няньку, домработницу, шофера и начала по-тихому сдавать комнаты приезжим, благо трехэтажный дом позволял это делать без особого ущерба для собственного комфорта. В еще недавно ленивой, апатичной, избалованной даме неожиданно проснулась бизнесвумен. Спустя год Берта Борисовна приватизировала особняк и легализовала пансион. Дела у нее идут неплохо, но страх нищеты остался навсегда, она до сих пор не может забыть ужас, который испытала, узнав, что имеет в запасе чуть более двух десятков целковых.

Чтобы минимизировать расходы, хозяйка пансиона обходилась одной горничной, которая убирала номера, прочие заботы лежали на плечах Нечаевой. Хлопот было много, а тут еще дочка, о которой необходимо заботиться: отвести в школу, привести домой, накормить обедом, проверить домашние задания… Следовало или увеличить персонал, или взять для девочки гувернантку. Но Берте Борисовне не хотелось тратить деньги, поэтому она сказала Юле:

– Ты совсем взрослая, восемь лет уже, вполне можешь сама ездить на занятия. И делать уроки без чужой помощи.

Мать не покупала девочке много одежды, игрушек, книжек. Всякий раз, когда Юлечка просила чистые тетрадки или новую физкультурную форму, Берта закатывала глаза и злилась:

– Неужели нельзя еще в старом тренировочном костюме походить? Отрежь штанины, получатся модные бриджи.

Когда Юле исполнилось десять, в пансион заявилась ее классная руководительница и с порога упрекнула мать:

– Вас в школу не дозваться!

– Что я там забыла? – фыркнула Нечаева. – Дочь нормально учится, в ее дневнике четверки-пятерки. Не вижу смысла тратить время на глупые визиты.

– Да ей три двойки в году светят! – воскликнула преподавательница. – Юлю не переведут в следующий класс! А вчера вашу дочь поймали за руку в раздевалке – она украла у одноклассницы кошелек и плюшевую игрушку.

– Юлия! – заорала Берта Борисовна. – А ну иди сюда!

Вот так выяснилась правда. Младшая Нечаева имела два дневника, один для учителей, другой для матери, и занималась мелким воровством.

Мать впала в ужас. Затем отругала дочку и повела ее к психиатру. Тот не нашел у Юли никакой патологии, но посоветовал обратиться к психологу.

– Понятно, – рассердилась Берта Борисовна, – в паре работаете, друг другу пациентов поставляете. Если Юля здорова, то она должна вести себя нормально.

– Вы меня не так поняли, – покачала головой психиатр. – У девочки большие проблемы, но не по моей части, а психологические. Ей требуется помощь. И сами вы не справитесь.

– Мерси за участие, – отрезала Нечаева.

Ни в коем случае нельзя считать Берту Борисовну плохой матерью. Нет, она любила дочку, заботилась о ней, никогда не обижала, не унижала, не применяла физическое насилие, девочка не ходила голодной, оборванной. Просто старшая Нечаева была прижимистой, полагала, что не стоит заваливать дочь подарками. И много одежды тоже не надо – Юля быстро растет, не успеет износить купленные вещи, придется приобретать новые. Как многие другие люди, Нечаева не понимала, что психиатр и психолог – это разные специалисты, поэтому решила, что доктор просто хочет вытянуть из нее деньги.

Дома Берта Борисовна посадила дочь напротив и прочитала ей лекцию о том, что воровать нельзя, Юлю могут посадить в тюрьму; учиться надо хорошо; не следует нервировать маму, у нее много хлопот в пансионе, если она заболеет, то в семье не будет денег, они станут нищими; она не сердится на дочку, переведет ее в другую школу, там никто не узнает о краже.

Очутившись в новом классе, Юля стала учиться лучше, педагоги на нее не жаловались, и Берта Борисовна успокоилась. С кем девочка подружилась, мать не имела понятия, дочь никогда никого не приводила в гости, но более не доставляла Берте хлопот.

А потом грянул гром – Юлию задержали за украденный в магазине кошелек.

Перепуганная насмерть Нечаева бросилась в отделение и, позабыв о своей жадности, уладила дело. То есть вульгарно дала полицейскому взятку.

– У вашей девочки большие проблемы, – сказал Берте Борисовне получивший приличную сумму дознаватель. – Отведите ее к психотерапевту, иначе она опять начнет шарить по чужим карманам. Вы не сможете ее вечно отмазывать, рано или поздно воришка в колонии окажется.

Поскольку полицейского никак нельзя было заподозрить в желании поставлять клиентов душеведу, Нечаева призадумалась. И нашла для Юли специалиста. Психолог начал работать с девочкой, мать исправно оплачивала сеансы, но через два месяца не выдержала, позвонила врачу и спросила:

– Как долго дочь должна ходить к вам?

– Не могу сказать точно, – ответил тот, – вероятно, год.

– Сколько? – ахнула Берта, у которой в голове немедленно включился калькулятор. – Вы с ума сошли! Я думала раз пять, ну, семь, десять…

– Полагаю, нам с вами необходимо встретиться, – вздохнул психотерапевт.

– Ладно, – без особой охоты согласилась Нечаева, которой тихий внутренний голос подсказал, что от этого свидания ничего хорошего ждать не стоит.

Берта Борисовна как в воду глядела. Психотерапевт сообщил ей массу неприятного. Вкратце его диагноз звучал так: у Юли навязчивое желание воровать. Причем все, от денег до жвачки.

Сформировалось это желание в раннем детстве, когда девочка не имела в достатке игрушек и конфет и постоянно слышала от матери фразу: «У нас нет денег, мы умрем в нищете». Чтобы заполучить новую куклу, Юлечка тайком уносила домой из садика понравившуюся ей лялю, играла с ней в своей комнате, а потом возвращала. Но однажды она забыла очередную игрушку дома, испугалась, что ее будут ругать, да только занятая присмотром за кучей ребятишек воспитательница исчезновения куклы не заметила.

Дома происходило нечто подобное. Берта Борисовна занималась пансионом, ей было недосуг следить за Юлей. Утром она приводила дочку в садик, вечером забирала. Сказок мать девочке на ночь не читала, песенок не пела, но в конце концов Берта заметила, что у ее Юлечки появилась пара новых кукол, и удивилась:

– Откуда игрушки?

Юлечке исполнилось всего шесть лет, но она сообразила, что надо соврать:

– Подружки в садике дали, мы меняемся.

Мать объяснение удовлетворило. Ведь всем известно, девочки вечно друг у друга что-то берут. Старшая Нечаева помнила, как она, десятиклассница, собираясь на свидание, просила у одной подружки кофточку, у другой туфли. Вот так у Юлии, которой никто из взрослых не сказал, что нехорошо брать чужое и превращать его в свое, постепенно сложилось ощущение безнаказанности, вседозволенности.

– По-вашему, виновата я? – вспылила Берта Борисовна, выслушав доктора.

Психотерапевт не ответил на вопрос, просто продолжил:

– Сейчас положение осложнилось. У Юлии есть подруги, их имен она мне пока не назвала. Девочки давно вместе промышляют в магазинах и по сути являются бандой, подбивают вашу дочь на кражи. Поверьте, все может очень плохо закончиться. Надо узнать, как зовут заводил, разбить эту дружбу и потихоньку скорректировать поведение Юли. Работы непочатый край. Дай бог, чтобы за год разгрести завал.

Нечаева встала:

– Спасибо, без вас справлюсь. Думаете, я наивная дурочка и ничего не понимаю? Вы получаете кучу денег за каждый сеанс и специально меня пугаете!